| |
"Я испугал Вас нежностью своей..."
ЛЕБЕДЬ С ДЕВИЧЬИМ ЛИЦОМ
Стены дома, что напротив,
Залиты косым дождем.
Но — весна! Уже на протвинь
Рукодельных птиц кладем.
Мама жаворонков лепит,
Любы ласточки сестре,
Ну а я — задумал:
Лебедь
С жемчугами на пере...
Чтоб во лбу звезда горела
Ярче радуг и светил!
Говорит сестра:
«Ва-ре-ла!
Ты все тесто захватил!..»
Ты прости меня, сестренка —
Я иначе не могу:
Скоро-скоро жаворонка
Я услышу на лугу,
Скоро ласточки, ликуя,
Пронесутся над крыльцом.
Но вот встречу ли такую
Лебедь
с девичьим лицом?..
***
Я испугал Вас нежностью своею,
Которая внезапно прорвалась
Из влюбчивых надеющихся глаз,
Поскольку отвести их не умею.
Я испугал Вас нежностью и тем,
Что голос мой срывается и гаснет,
И я не нахожу, как первоклассник,
Для разговора повода и тем.
Я испугал Вас нежностью, за что
Меня Вы всю неделю избегали,
Домой сбегая, так наивно лгали,
Что ветер, мол, и холодно в пальто.
Я испугал Вас нежностью, к тому ж
На ушко шепчет мать, что Вы красивы
И что из нежности, как из спасибо,
Дубленку не сошьешь, а нужен муж...
Я испугал Вас нежностью, в какой
Я скоро буду сам разочарован,
И стану с Вами равнодушно ровен,
Чтоб не пугать любовью и тоской.
ВЕТА
Ветше Ветхого завета,
Вечной вечности древней
Имя это. «Вета, Вета!» —
Волны падают с камней.
Лодка. Лето.
Танец света,
Лунный фосфор на весле.
Шепчет ветер:
«Вета, Вета!» —
Полюбившейся ветле.
До рассвета: «Вета, Вета!» —
Несравненной из ветвей
Щебетал стихом сонета,
Пел сонаты соловей...
Что-то есть во мне от ветра,
От реки и соловья,
И зову я: «Вета, Вета!
Ненаглядная моя!..»
***
Жил я счастливо вполне —
Знать о том не мог,
Что вдруг мало станет мне
Сердца, рук и ног.
Но вонзилось до тоски,
Что теперь
и впредь
У меня лишь две руки —
Твои руки греть,
Что всего о двух ногах
За тобой бегу,
Твое имя в двух слогах
Выразить могу.
Все внутри обожжено —
Хлещет думы плеть:
«Жаль, что сердце лишь одно
По тебе болеть...»
Жил я счастливо вполне:
Меру знал, любя,
И вполне хватало мне
Самого себя.
Жил — от жизни не бежал,
В холод ли, в жару
От озноба не дрожал,
Что, как все, умру.
Жил — и ахнул: как страшна,
Как жестока смерть,
Потому что жизнь одна —
На тебя смотреть...
***
...А дождь осенний, листьями шурша,
Идти по парку будет не спеша,
Чего-то ждать, о чем-то тосковать.
Твои глаза он будет целовать.
Под окнами, где бродят сны твои,
Всю ночь, как я когда-то, простоит.
Потом уйдет. Как и меня тогда,
Его ты не полюбишь никогда.
Ты только скажешь: «Снова этот дождь,
И, главное, когда совсем не ждешь...»
ПОДАРОК
Может, просто ты была рассеянна,
Может, разлюбив — не отвечай!—
Мой подарок в томике Есенина
Возвратила вдруг и невзначай.
Мырасстались.
Ты другого выбрала,
И была другому ты мила.
Но однажды медуница выпала
И легла на зеркало стола.
И рукою, вздрогнувшей и робкою,
Я к цветку притронуться боюсь —
Будто, отраженный полировкою,
Как и он, внезапно раздвоюсь.
И опять с тобою рука об руку
В царство фей, берез и медуниц
Мыпойдем, беспечные, по облаку
Песенных есенинских страниц.
И опять — все кончится:
Рассеянна,
Не сказав последнего «Прощай!»,
Медуницу в томике Есенина
Возвратишь ты вдруг и невзначай...
ЛЮБОВЬ КОЛХОЗНОГО ШОФЕРА
Зябкий ветерок над лугом катится,
За рекой кричат перепела.
Катя, Катя, розовое платьице,
Что ж ты уезжаешь из села?
Как тебя остаться я упрашивал,
Руку жал, косынку теребил!
«Где найдешь ты край, что лучше нашего
Нет на свете огненней рябин,
Лип медовей и белей черемухи.
Я не нравлюсь — плюнешь на меня!
Но ведь как без солнышка подсолнухи —
Без тебя всей школы ребятня.
Как болезнь, любовь перемогается —
Неужели их тебе не жаль?..»
Отвечала:
«Сколько полагается
Отучила. В город приезжай!..»
Облако спустилось одуванчиком,
Ластится к ногам твоим в тоске.
Но уже стоишь ты с чемоданчиком
И попутку ждешь на большаке.
И рукою тоненькой, как лучиком,
Машешь мне, прося притормозить...
Я бы стал навек твоим попутчиком —
Да зерно вот некому возить...
ПОД ЗОНТОМ
Дождь струи скручивал в жгуты,
Наотмашь бил по мостовой...
Но ты спасла меня — но ты
Взяла меня под зонтик свой.
И был сиреневым зонтом,
Вонзенным в дождь по рукоять,
Очерчен круг, и в круге том
Хотелось вечность простоять.
ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ
Вновь нежданной встречей огорошены,
Мы под фонарем — как под венцом.
Здравствуйте, Принцесса на горошине,
С гордым неулыбчивым лицом.
Сколько лет метелью запорошено —
Вызревают поздние плоды.
Ну а Вас все мучает горошина
Давней, мне доверенной, беды.
До сих пор на ней Вы почиваете —
Сад чудес, запущенный, зачах.
Но ее — слезами поливаете,
И она растет, как на дрожжах.
Вот уже — с орешек, с виноградину,
Вот уже крупнее Ваших глаз.
Вы вскормили горе, словно гадину,
Тихо пожирающую Вас,
В старом доме с папою и мамою
Вы живете, как в монастыре...
Выполоть горошину обманную
И цветник разбить на пустыре!
Дайте право действовать решительно —
Вытру слезы с Вашего лица,..
Только вновь я — в роли утешителя,
В незавидной роли мудреца.
Вновь шепчу, что зря Вы убиваетесь:
Время лечит, память — не змея.
Вновь молчу, что Вы не забываетесь,
Горькая горошина моя.
РОДИНКИ
У тебя их тридцать три.
И, любя напропалую,
Вновь я родинки твои
Пригублю, перецелую.
Как безумный звездочет,
Перечту, не понимая:
Почему меня влечет
Их загадочность немая...
О скажи ты мне, Звезда
На запястье обнаженном:
Ну за что так мстят года
Нашим суженым и женам?
И, Созвездие у рта,
Вразуми: Зачем из плоти,
Смертной плоти красота —
Ведь лета уж на излете.
Звезды плеч, щеки, виска,
Вас по чьей недоброй воле
Завтра скроют облака
Ранней старости и боли?
Нет! Молчите —
Не нужна
Мне проклятая разгадка.
Ведь поныне имена
Мне придумывать вам сладко.
ОДИНОЧЕСТВО
Как порою плакать хочется,
Непонятно отчего!
Ты боялась одиночества
Больше, чем любви его.
Не любила да ответила,
Завлекла, свела с ума,
И единственного, третьего,
Лишним сделала сама.
И сбываются пророчества:
В доме холодно твоем —
Нет страшнее одиночества,
Одиночества вдвоем.
НА ДЕТСКОМ КАРНАВАЛЕ
Шили, клеили, вязали,
Впрок на елочном базаре
Закупали дождь и свечи,
Маски, блестки, конфетти.
Вот опять мы в этом зале,
Вот опять на карнавале.
Вот и встретились мы, Галя —
Можно даже подойти.
Можно даже улыбнуться
И щеками прикоснуться
В поцелуе ритуальном —
Bce же старые друзья,
И сказать:
«А это — Дима».—
На твое
«А это — Лена».
Похвалить:
«Девчушка — диво!»
Можно больше, чем нельзя.
Можно вспомнить всех знакомых
В магазинах и в райкомах,
Можно в спорах пустяковых
Доконать
последний клад...
Дети, что же вы стоите;
Все танцуют — посмотрите!
Дети, нас не повторите:
И, прощая, не корите
Вы любимых за разлад...
МАГНИТ
«Любимая, спи» Стихотворение Е. Евтушенко
«Любимая, спи» вспоминаю,
проснувшись от женского храпа.
Я знаю давно, что давно уже я одинок,
И знаю, что делать —
но светится под ночником беззащитное «Мамаипапа»,
Что вновь написал
на магнитной доске первоклассник-сынок.
«Любимая, спи»,— произнес,
репетируя нашу разлуку:
«Любимая, спи!» — я скажу
и шагну с чемоданом к двери.
Но вижу опять эту слабую детскую руку,
Что гнется, но держит
и ставит меж нами тяжелое «и».
«Любимая, спи» я читаю.
Ну что ж — мы друг другу не любы,
А юная нежность с годами свои потеряла права.
Но «Мамаипапа» всё шепчут мальчишечьи губы
Как слово одно и не верят, что разные это слова.
«Любимая, спи» продолжаю.
Как истина невыносима:
что дети всегда лишь невинные жертвы во взрослой войне.
Любовь наша рядом — спасибо тебе за прекрасного сына,
Который чему-то тихонько смеется,—
наверное, «Мамаипапа» он пишет во сне.
«Любимая, спи» завершаю.
Прости меня: кончился праздник.
Под бременем долга не выдержит долго душа.
И скоро научится
правильно «мамаи папа» писать первоклассник,
А может, учитель подскажет:
разделит их молнией красного карандаша.
«Любимая, спи» дошептал,
и будильник звенит нам.
«Любимая, спи!» — говорю я
уже с чемоданом в руке.
Но сын, выбегая из спальни,
встает между нами внимательным цепким магнитом,
Чтоб вновь прилепить нас друг к другу,
АЛЬПИЙСКАЯ БЕРЕЗКА
Инне
Орел посмотрел насмешливым взглядом,
Но я уже встал с земли.
И шли деревья со мною рядом,
Покуда идти могли.
Но вот все отстали они: насмешник —
Граб, и молчун — дубняк,
Красавец шиповник, скромный орешник,
И пихта, и березняк.
И только, похожая на подростка,
Как ледники, светла,
Одна-единственная березка
Спотыкалась, но шла.
Она кусала губы от боли,
В глазах ее стыл испуг,
Но все шептала: «Хочу с тобою
На чистый альпийский луг.
Там буду бегать я, словно серна,
Крылатый простор любя,—
Поднявшись выше орлов, наверно,
Мы станем выше себя.
Ты не бросай меня ради бога,
Если изнемогу...»
Я взял ее на руки, нес ее долго,
И на альпийском лугу
Она показалась мне вдруг великой,
Прекраснейшей из подруг,
И угощала меня брусникой
Из гибких и нежных рук.
***
Как забыть, скажите, Вас,
Если всюду бред весенний:
Вечера зеленых глаз,
Белокурых потрясений.
Если снова и опять
Из раскрытых вижу окон
То черемуховый локон,
То черешневую прядь.
Если правите давно
Миром этим, солнце застя,
Вы одна —
И зелено,
Белокуро в нем,
Глазасто...
***
Не спрашивайте женщину любимую,
Не спрашивайте ту, что Вам нужна,
Свою зазнобу, нежностью знобимую:
За что Вас любит? Почему нежна?
Зачем Вам знать, зачем у ней выпытывать,
Целуя загорелое плечо?
Зачем судьбу капризную испытывать:
Она Вас любит — что же Вам ещё?
Ничем она не сможет Вас порадовать —
Она Вам не ответит: почему?
Есть бездны, в кои лучше не заглядывать,
Есть тайны, неподвластные уму.
Дна не достать — опасного, глубокого,
Хоть спелеолог Вы, хоть скалолаз.
Скажите же, Счастливчик:
«Богу — Богово!»,
Молчанию любимой поклонясь!..
Когда ж она разложит всё по полочкам:
С машиной, с дачей, холост и непьющ, —
Зовите — хоть берёзонькой,
хоть ёлочкой,
Она — паразитирующий плющ…
|