Автограф стихотворения
С.Есенина "Пороша"
Автографы стихотворений С. А. Есенина «Запели тёсаные дроги...» и «Выткался на озере алый свет зари...», записанных в альбом И. В. Репина
17 июня 1916 г. в Москве
|
Образ Небесного Града – категория сложная, изменяющаяся и развивающаяся на протяжении всего творчества С.А. Есенина.
В лирике поэта 1910–1917 годов образы неба и земли находятся в гармоничном единстве и взаимодействии, картины бренного мира повторяют черты мира вечного, красота земли воспринимается поэтом как отголосок божественного совершенства. В этот период в поэзии Есенина воплощаются многие иконописные приемы. Небесный Град предстает в его поэзии как «иная земля», «страна нездешняя», «райский сад».
Цветопись в произведениях Есенина связана с образами природы, быта, определяется традициями иконописи, духовными архетипами.
Основным героем есенинской дореволюционной лирики является свет, и здесь поэт следует библейскому и иконописному архетипам.
Все пейзажи дореволюционной лирики Есенина залиты золотым, солнцем; здесь есть образы и пластичного белого света-цвета, серебристого сияния, звездного и лунного света.
Стихотворение Есенина «Пойду в скуфье смиренным иноком» сочетает природную и иконную семантику цветов:
Пойду в скуфье смиренным иноком
Иль белобрысым босяком
Туда, где льется по равнинам
Березовое молоко» (I; 40–41).
Символика белого цвета сложна: начиная с VI в. Христос в белых одеждах изображался в тех композициях, «где представлена Его не только земная, но и Небесная сущность. <…> белый цвет (свет) чаще всего символизировал райский свет, и всякое изображение на белом фоне <…> следует понимать как сопричастие раю» .
Исходя из символики белого цвета, путь лирического героя (характерно, что и сам герой назван «белобрысым босяком») лежит к Небесному Граду, причем идет он также по освященной земле – «березовое молоко» – символ пищи духовной. Поэтому герой и постигает вечные непреходящие ценности, живет в гармонии с самим собой и Богом:
Глядя на кольца лычных прясел,
Я говорю с самим собой:
Счастлив, кто жизнь свою украсил
Бродяжной палкой и сумой.
Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога» (I; 40–41).
В стихотворении «Осень» (I; 43) сочетаются три основных цвета иконы: охряной, золотистый, каким пишется нимб на иконах («Тихо в чаще можжевеля по обрыву. / Осень, рыжая кобыла, чешет гриву»), синий («Над речным покровом берегов / Слышен синий лязг ее подков») – цвет плата Богородицы, а также, как отмечал Флоренский, этот цвет «символизируетъ воздух, небо и, отсюда, – присутствие Божества в мире чрезъ его творчество, чрезъ его силы» , красный, связанный с семантикой Распятия, крестного пути и Воскресения, мотивами жизни и смерти, жертвенности и величия («И целует на рябиновом кусту / Язвы красные незримому Христу»). Символика цветов подчеркивает освященность природы, благодать, царящую на ней, поэтому в ее картинах лирический герой прозревает образ Божества.
Цветопись уточняет, делает глубже многие образы лирики Есенина.
Цветопись в дореволюционной лирике Есенина не только естественно природная, но и христиански, иконно символичная, раздвигающая семантические грани образов, углубляющая сферы ассоциаций и параллелей, дающая выход к архетипичным образам. Цветопись помогает создать яркую, полную тончайших нюансов и оттенков картину мира, увидеть в земном граде черты, свет Града Небесного.
Пространство ранней лирики Есенина также связано с символикой Града Божьего. Поэт создает образ бескрайних (« <…> икона включает безграничное» ), чудесных, почти райских земель:
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа…
Не видать конца и края –
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твою поля (I; 50).
Земной мир предстает как благословенный край, Небесный Град:
Если крикнет рать святая:
“Кинь ты Русь, живи в раю!”
Я скажу: “Не надо рая,
Дайте родину мою”. (I; 51)
Взгляд лирического героя без труда сопрягает, сопоставляет горнее и дольнее, он прозревает скрытые процессы.
Духовный и физический миры в поэзии Есенина неразрывно связаны, дольный мир воспроизводит, отражает черты мира горнего. Это является и особенностью иконы: всё в ней подчинено одной задаче – «открыть мир духовных сущностей в физическом пространстве» . Путь к Небесному Граду прочерчивается в знаках дольнего мира; земля будто тянется к небу.
Так, церковный праздник выходит за пределы храма, ему радуется вся природа: «Троицыно утро, утренний канон, / В роще по березкам белый перезвон» (I; 31). Здесь переплетаются цикличное, линейное и вечное время, взаимосвязанные с символами Небесного Града. Уже первая строка произведения соотносится с временным кругом православного богослужения, в котором все события происходят в настоящее время, постоянно повторяется евангельская история. Кольцевая композиция стихотворения также подчеркивает цикличность природной и церковной жизни. Образы православного богослужения переплетаются с картинами природы, преобразуясь во внехрамовую литургию («В благовесте ветра хмельная весна» (I; 31)) – в стихотворение входит категория вечного времени.
Наиболее частый герой есенинской лирики этого период - это странник. Он способен в обыденных деталях физического мира увидеть знаки мира духовного, символы, помогающие в пути:
Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога. (I; 41)
Земной мир предстает у Есенина проникнутым Божьей благодатью, герой точно оказывается в Небесном Иерусалиме:
Позабыв людское горе,
Сплю на вырубьях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья (I;53);
«Цветет болотная купель, / Куга зовет к вечерни длительной»; «И хоть сгоняет твой туман / Поток ветров, крылато дующих, / Но вся ты – смирна и ливан / Волхвов, потайственной волхвующих» (I; 115). Путь странника становится символом всевременного искания Бога.
В освященном пейзаже многих есенинских стихотворений появляется Христос – странник, стремящийся принести спасение людским душам. Происходит «схождение» неба на землю, точно горний мир отвечает дольнему, стараясь устранить их антиномичность: «Между сосен, между елок, / Меж берез кудрявых бус, / Под венцом, в кольце иголок, / Мне мерещится Исус». (I; 56); «Кто-то в солнечной сермяге / На осленке рыжем едет. // <…> Никнут сосны, никнут ели / И кричат ему: “Осанна!”» (I; 55).
Дом человека становится храмом, постоянно открывающим в своих знаках путь ко Граду Божию, небесной отчизне. Его физические, материальные пределы не ограничивают духовной свободы: «Сон избы легко и ровно / Хлебным духом сеет притчи» (III; 136); «Гой ты, Русь, моя родная, / Хаты – в ризах образа…» (I; 50); «Под соломой-ризою / Выструги стропил, / Ветер плесень сизую / Солнцем окропил» (I; 60). Изба предстает своеобразным ковчегом, вершащим путь в житейском море страстей.
Для поэта земля и небо существуют в гармоничном единстве, природные, христианские, иконные, богослужебные образы в его произведениях образуют сложный синтез, переплетаются, являя новую картину мира.
Цветовая организация Небесного Града соединяет в себе языческую, христианскую (иконную и богослужебную) символику, что создает синтетическое, двойное зрение, способное дать лик мира во всей его полноте. Такой взгляд помогает увидеть в природе постоянно совершающуюся вновь и вновь евангельскую историю, благословляющий образ Иисуса Христа, Богородицы, «милостника Миколы», которые устраняют оппозицию земли и неба. Образ лирического героя ранней лирики Есенина сложен, ассоциативно связан с образом Христа, герой включен в картину природы, в ситуацию внехрамового богослужения.
|